За гранью возможного - Виталий Эрбес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдоль рек и в низинах рос камыш, соцветие столбиком, темно-коричневого цвета. Вырывали его и отрезали ножом белёсый низ ствола у корня. Его можно было есть сырым, можно жарить.
В горах рос крупный ревень, его заготавливали на зиму, резали квадратиками и сушили. Из свежесорванного делали вареники, варили варенье или жарили на костре. Вкус кисло-сладкий, очень полезный, много витамина С, D.
Щавель полевой тоже заготавливали, солили в банки, сушили на зиму, с ним варили борщи. Крапива – листья ели свежесорванными, помяв в руках. Заготавливали для борща и мытья головы. Было множество съедобных корней и растений, я перечисляю их, чтобы показать, что при необходимости человек находит общий язык с природой и природа его может прокормить, вылечить естественным путем. Возможно, поэтому, несмотря на жесткие условия – нехватку продуктов питания, одежды, многие отрицательные факторы, вызванные войной, в том числе и психологические, – мы никогда не болели.
ОХОТА
Зимой 1946 г. я был очевидцем, как сосед зарезал корову и мясо повесил в сарае. Ночью мы все проснулись от жуткого воя и грызни – пришли волки. Ночь была лунная, и из окна на белом снегу хорошо были видны около семи волков. Они прогрызли лаз в сарай и таскали куски мяса соседской коровы, тут же отбирали это мясо друг у друга.
Со всех домов выбежали мужики с вилами, палками, ножами, стали отбивать мясо у волков. Одного волка убили прямо в сарае. Часть мяса удалось спасти. Зима была снежная, морозная. Волки обнаглели и ночами бегали стаями по руднику. Поэтому вечером, возвращаясь с работы, люди шли группами. За короткое время в поселке волки съели всех собак, нападали и на овец.
Потом вышло постановление администрации рудника: кто убьет волка и представит шкуру, тому будет выплачено вознаграждение 50 рублей. В продснабе появились капканы.
Мы тоже вносили свой вклад, ставили на волков капканы, стальные петли. Удача была не частой, но была. Пойманного в петлю или в капкан волка мы добивали на расстоянии – стреляли из лука, так как подходить к нему было опасно. Шкуру снимали, а его мясо использовали для новой приманки.
Нам тогда было по 8—9 лет. Мы хорошо ходили на самодельных лыжах, а с коньков на ременной привязке вообще почти не слезали. Никогда ничего не боялись, даже уходя за 5—6 км от рудника. От людей опасности не было, а зверье, наверное, чувствовало, что мы сами представляем для них опасность.
Мы никогда не болели. Иногда зимой целый день катались на коньках, к вечеру приходили домой – штаны, носки, рукавицы насквозь мокрые и обледенелые. Мать шлепнет полотенцем по заднице, поругает, повесит все сушить, подошвы ног натрет керосином, наденет шерстяные носки, сверху целлофановый пакет, завяжет, чтобы не было запаха керосина. Утром уже как огурчик. Организм был надежно защищен – закален. Мы не знали, что такое пить таблетки.
Обычно, уходя на охоту, брали с собой карбид в небольшой баночке с герметической крышкой, так как на воздухе карбид дает реакцию, выделяя газ и образуя вонючий серый налет. Шахтеры в руднике пользовались для освещения в шахтах карбидными лампами, поэтому карбид мы могли достать свободно.
Карбид использовали для охоты на барсуков и сурков. Делалась ямка при входе в нору, уплотнялась, в нее клали несколько камешков карбида и поливали их водой. Происходила быстрая реакция: карбид шипел, выделял много газа, который проникал в нору. На конце длинной палки привязывали бумагу, либо замасленную тряпку, поджигали и, спрятавшись в ложбинке или за камнем, подожженную тряпку на палке подводили к норе. Раздавался сильный взрыв, часть норы разворачивало, обдавая нас землей. После взрыва подходили к норе, и через минуту-две из норы вылезал оглушенный барсук. Обычно у него была подгоревшая шерсть со стороны хвоста, спины, так как он своим телом заслонял нору от газа карбида. Барсука легко, без сопротивления брали, сажали в сумку или мешок, чтобы не укусил, и живого приносили домой.
А вот еще интересный способ охоты в летнее время. Из стальной проволоки с помощью напильника или абразива изготавливалась узкая пластина длиной до 30 см, с одного конца затачивалась очень остро, как плоская игла. Обнаружив нору барсука или сурка, по запаху мы определяли, есть ли он в норе. В нору на расстоянии локтя или чуть меньше тупой стороной втыкали пластину в пол под углом, по направлению из норы, оставляя торчать 15 см пластины, которую пригибали параллельно полу на 5 см выше от пола. Когда сурок или барсук вылезал из норы, он эту пластину прижимал своим телом к полу. А потом, когда кто-нибудь напугает его – коршун, лиса или охотник, – сурок или барсук с разбегу влетал в нору и сам себя надевал на пластину. Проходя мимо через час, мы забирали добычу и пластину. Никогда не добывали больше, чем это было необходимо.
Также охотились на уток, диких голубей, куропаток, для этого использовали пращу, стрелы и силки – петли из конского волоса на фанерке, привязанной к колышку и замаскированной травой.
ДОБЫВАНИЕ ЗОЛОТА
Рудник Баладжал золотодобывающий, в его восточной стороне располагалась фабрика по переработке золотоносной руды, которую добывали в шахтах, расположенных под рудником на приличной глубине.
Внутри фабрики в большом помещении по кольцевому металлическому желобу шириной примерно 1м 20 см, высота бортов 70 см, посредством электромотора вращались на одной оси по кругу два громадных, около трех метров в диаметре, тяжелых металлических колеса. Эти колеса размалывали породу в пыль до определенной кондиции, согласно технологическим параметрам. В дальнейшем эта пыль промывалась водой и под воздействием ртути, которая находилась в больших стеклянных колбах, непрерывно поднимались и опускались. Ртуть отделяла от породы мельчайшие частицы золота. Отработанная пыль с водой выливалась по желобу в отвал – небольшое озеро. Но поскольку фабричным методом 100% золота не вырабатывалось и часть золотой пыли уходила в отвал, населению было разрешено по желанию мыть золото. Добытое золотая пыль плавилась в домашних условиях, в ложках, и это отлитое в ложке золото сдавалось в продснаб. Тех, кто этим занимался, называли ложечниками. Ложка золота стоила один золотой бон, на который можно было купить немного сахара, муки, масла и что-нибудь из одежды.
Когда у нас не было достаточно еды, одежды, я с братом Вилькой по просьбе матери тоже иногда ходил на отвал мыть золото. Работа для пацанов нашего возраста (6—7 лет) была изнурительной. Целый день мы таскали тяжелый, мокрый песок. Набирали его в эмалированную чашку, примерно чуть меньше половины, наливали воду и, наклоняя чашку от себя, вращали ее на весу. При этом часть пустой, легкой пыли смывалась водой в отвал, а золотая пыль, имеющая тяжелый удельный вес, оседала на дно чашки. Потом в чашку клали ртуть из стеклянного пузырька, вновь наливали воду и повторяли процесс смыва легкой породы. И так несколько раз, после чего без воды проверялась оставшаяся порода, изымалась ртуть, выливалась в центр носового платка, платок скручивался, ртуть мелкими каплями падала в чашку, а золотую пыль, оставшуюся в центре платка, аккуратно перекладывали в стеклянный пузырек. И так неоднократно. Ртуть, как губка или магнит, вбирает в себя частички золота, отделяя его от пустой породы, ила.
Таким образом, за неделю, если повезет, можно было намыть золотой пыли на столовую ложку. Мы примерно знали, сколько порошка золота нужно вымыть, чтобы выплавить ложку золота.
В то время к золоту относились совсем не так, как сейчас. Оценивалось оно очень дешево и сдавалось всё, лишь чтобы выжить. В начале мы с охотой взялись за это дело, потом надоело, стали уклоняться от этой рабской, трудоемкой, неинтересной работы. Ходили только тогда, когда мать говорила «нет еды» или «дело к зиме, а у вас нет одежды».
НОЧНОЕ ХОЖДЕНИЕ (СОМНАМБУЛИЗМ) «ЗОВ ЛУНЫ»
В 1947 г. мне исполнилось 7 лет. В Баладжале проживал мужчина в возрасте 40—45 лет, любитель выпить, побалагурить. Одинокий, по характеру очень добрый. Все его знали и относились к нему доброжелательно. У него от природы был прекрасный сильный голос, за это его часто приглашали в компании, на праздники, торжества.
В эту зиму было очень морозно, 30 градусов, и он, будучи нетрезвым, замерз насмерть у калитки одного из домов. Жил он в большой комнате в здании фабрики. Мои друзья прибежали ко мне и сообщили, что Лысый – певец умер, замерз, и сейчас лежит в своей комнате с распоротым и зашитым животом.
Любопытства ради мы побежали на фабрику, посмотреть. В комнате находилось много людей, в основном бабки. Нас пропустили вперед. Труп был по грудь закрыт простыней, и видно было зашитые грубо, крупным стежком после вскрытия живот, грудь и затылок. Одна бабка, видя, что мы боимся, сказала мне: «Чтобы ты никогда не боялся мертвых, возьми рукой за большой палец ноги умершего». Как только я правой рукой взялся за палец – он был холодный и твердый, – меня сразу насквозь пробило, как мне показалось, током. Выбежал на улицу, друзья за мной, спрашивали, что случилось, я им рассказал, что меня шандарахнуло током.